О повальной секуляризации «просвещенного мира» кто только не говорит и кто только не пишет. Причем пишут и говорят, по большей части, вполне восторженно. Вот, мол, наконец «отрекаемся от старого мира» окончательно и уж точно бесповоротно. В принципе, восторженность в этом богоборческом деле неудивительна, поскольку на подобные темы пишет и говорит в основном «самый передовой отряд» всевозможных блогеров, журналистов и прочих экспертов. А они сплошь и рядом нынче антирелигиозны. Причем не потому, что таковы их глубинные нутряные убеждения, а потому, что это в тренде. Это модно, в конце концов. А следовательно, и престижно. И главное, делает тебя своим в тусовке.
Внешнее благочестие
Могут возразить, сказать, что, де, в той же России все совсем не так. У нас и прежние храмы восстанавливаются, и заброшенные культовые сооружения реконструируются, и новые строятся. Число верующих постоянно растет, что видно по все увеличивающемуся количеству прихожан. И это ведь не только православия, например, касается. Буддисты вполне активны. Мусульмане свято блюдут веру отцов. Во всю работают иудаистские организации. И все они, за очень редкими исключениями, мирно уживаются на просторах нашей огромной общей Родины. Однако, во-первых, вышеупомянутые «передовые» блогеры, журналисты и эксперты, ну те, которые в «тренде», нас всех вместе и по отдельности к «просвещенному миру» не причисляют. А во-вторых, есть большое подозрение, что благочестие это все-таки во многом внешнее. Когда снаружи все сверкает, а внутри иконы паутиной заросли.
Стихи писал
В самом деле, давайте вспомним, например, наше собственное религиозное поведение, которое в массе ограничивается посещением храмов во дни великих праздников – Рождества и Пасхи, да еще нырянием в прорубь на Крещение. Вспоминается диалог с одним молодым человеком, утверждающим, что он православный монархист, но очень мало что сумевшим поведать о российской монархии и очень редко захаживающим в храм. Возможно даже, что в храм он и вовсе не захаживал. По крайней мере, так показалось после попыток прояснить меру его религиозности. И это еще был один из лучших персонажей. Стихи писал.
Почти язычество
На самом деле, нас таких, теплохладных, много. Таких, что ни тут, ни там. Ни с Богом, ни без него. Да, в нас живет некое сильное чувство религиозности. Вязкое, ощущаемое, порой, вполне материально. Например, чувство «я православный человек». Но это такая почти языческая (хотя и здесь надо отметить, что, скорее, псевдоязыческая) вера в то, что некая высшая сила есть, и эта сила может наградить, а может и наказать за мои грехи. Но, в принципе, можно и отмолить. В этом очень мало православия в частности и христианства вообще. Это, как сказал некогда один буддийский мастер, духовный материализм. Когда к духовному относишься вполне с мирскими ожиданиями прибыли. Такое уже было однажды – перед революциями 1917 года.
Удивление от революции
Тогда многим внешним наблюдателям Русь казалась чуть ли не поистине святой в ее религиозности. Например, в воспоминаниях одного из зарубежных религиозных деятелей сквозило истинное удивление свершившимися в России революциями, убийством царя и богоборчеством. Он вспоминал, как присутствовал на торжествах по случаю трехсотлетия дома Романовых в 1913 году и вынес стойкое убеждение в массовой религиозности народов, населявших Российскую империю, и их уважении к правящей династии. И он никак не мог понять, почему все столь быстро рухнуло в такой стране. В конце концов, он пришел к выводу, что зафиксированная им в России религиозность была, видимо, уже во многом лишь внешним атрибутом, в значительной мере утратившим свое содержание.
Маркер: либерализация абортов
Однако вернемся к «просвещенному миру». Что там происходит? А если почитать тамошние СМИ, то можно прийти к выводу, что религиозность, к примеру, в странах ЕС трещит по швам и вот-вот окончательно рухнет. Причем такие выводы западные журналисты делают даже из вполне, казалось бы, нерелигиозных предпосылок, таких как либерализация законодательства об абортах. В той же Ирландии после проведения соответствующего референдума каждая гражданка может искусственно прерывать беременность без медицинских к тому показаний. Казалось бы, это сугубо светская тема из разряда феминистических, но, по мнению тамошних журналистов, это говорит об отходе страны от своей традиционной религии. Ирландцы в большинстве своем - католики, и именно Католическая церковь была и остается главным противником либерализации законодательства об абортах. Однако же оно было либерализовано. И не просто решением законодателей, а именно в результате референдума. То есть жители Ирландии в массе своей проголосовали вразрез с позицией своей церкви.
Поворот в сознании
Мы не собираемся здесь всерьез поднимать тему абортов. Это очень сложная и многогранная тема, о которую сломали уже тысячи, десятки тысяч копий общественные активисты, журналисты, религиозные деятели. Но почему именно ее видят в качестве маркера отхода от религиозной жизни некоторые серьезные западные СМИ? Да потому, что для человека религиозного аборт – грех. Неважно, будь то грех перед Богом или крайне неблагой поступок в виду убийства, пусть еще и не родившегося живого существа. А это и значит, что, массово одобряя либерализацию абортов, жители европейских стран демонстрируют склонность больше не оглядываться ни на Бога, ни на какие-то другие традиционные религиозные установки. Это действительно революционный поворот в массовом сознании.
Как шагреневая кожа
Но это не единственный маркер. Есть и другие. Например, по информации тех же западных СМИ, в некоторых европейских странах Католическая церковь укрупняет свои приходы. То есть, говоря по-простому, закрывает некоторые из них за ненадобностью. Прихожан нет. Это касается даже такой традиционно набожной страны, как Италия. То же происходит в Австрии. В Нидерландах, где около сорока процентов считают себя людьми неверующими, а еще процентов тридцать причисляют себя к агностикам (самая, пожалуй, секуляризованная европейская страна), на богослужения приходят около пяти процентов номинальных католиков, в Испании – двадцать процентов, во Франции – десять процентов. В благочестивом Люксембурге в прошлом году фактически отделили церковь от школы, отменив религиозные уроки. Снова-таки, здесь не ставится вопрос о том, нужны или не нужны в школе религиозные уроки. Просто в Люксембурге они были. А теперь – нет. Религиозность «просвещенной» Европы сжимается, усыхает, как шагреневая кожа.
Куда бегут?
Ну, ладно, допустим, европейцы, или даже шире – коллективный Запад, как сейчас принято говорить, бежит от религиозности. Но куда он бежит? Может быть, к просвещению? Может быть, там достигли небывалых высот в науках о человеке, таких небывалых, что и без религии все ясно и понятно? Возможно, там небывало раскрывается творческий потенциал человека? Нет. Человек там все тот же, что и в других частях Ойкумены. И даже, в неком практическом смысле, менее качественный. Например, современная западная молодежь считает, что постигать сложные науки - не царское дело. В одной из стран-столпов современной западной цивилизации плачутся, что не хватает квалифицированных кадров в строительстве, остро недостает инженеров, зато многие гонятся за дипломами журналистов, пиарщиков и прочих стилистов, хотя их на рынке труда и так большой переизбыток. Буквально через несколько лет, утверждает британская статистика, стране остро будет не хватать не менее четырех миллионов высокообразованных специалистов. И еще большего количества даже низкоквалифицированной рабочей силы. То есть свой забег от религиозности европейцы осуществляют явно не в сторону большей учености, свободы мысли и раскрытия творческого потенциала. Тогда куда они бегут?
Религия потребления
Здесь есть один нюанс: секуляризации в большей мере подвержены именно благополучные в смысле качества жизни страны Запада. Это так называемая старая Европа, это, в какой-то мере, США. В странах с более низким уровнем жизни этот процесс не столь заметен. Снова-таки возникает соблазн заявить, что всему причиной большая развитость западной, по преимуществу европейской, цивилизации. Но как было отмечено выше, это далеко не так очевидно. Очевидна, действительно, лишь разница в уровне жизни. Однако создавали эту разницу потом и кровью минувшие поколения европейцев. Те, что были как раз очень и очень религиозны. Нынешним же поколениям все досталось почти на халяву. В какой-то мере, они потонули не сказать в роскоши, но в удобстве. Им кажется, что так было всегда. Им кажется, что так и будет всегда. Если их деды уже начали отходить от традиционной религии в сторону религии успеха, отождествляемой прежде всего с деньгами, но все-таки и с трудом, то их отцы уже были стопроцентной паствой этой религиозной доктрины – доктрины успеха во что бы то ни стало. А нынешние европейцы – паства еще более «продвинутой» религии. Религии потребления.
Прах к праху
По существу, то, что мы воспринимаем как секуляризацию Запада – это победа плоти над духом. Это жажда сиюминутных удовольствий, желательно сменяющих друг друга, растягивающихся во времени и превращающихся в вечность. О вечности настоящей это поколение задумываться боится. Поэтому пытается превратить в таковую свое текущее существование. Это сибаритство в его наихудшем проявлении. Сродни алкоголизму, когда человек не контролирует свои позывы. Причем потребление – это ведь не только сфера вещей, это касается и взаимоотношения между полами, и даже духовной сферы. Чем-то ведь надо заполнить зияющую пустоту в области сердца. Вот и появляются всевозможные культы из смеси восточных религий, науки и… снова-таки – жажды удовольствий. В принципе, даже советский коммунизм-социализм называли религией, культом. И в какой-то мере это соответствует действительности. Но и этот культ был направлен на попытку раскрыть потенциал человека и даже на заранее обреченную на неудачу попытку построения рая в земной жизни. Что уж говорить о мировых традиционных религиях с их направленностью на познание человеком самого себя, окружающего мира или Бога. На это же, по большому счету, направлены усилия фундаментальной науки. Но адептам религии потребления, религии халявы это неинтересно. Это религия праха. Который, как и было сказано, прахом и останется.
