Аллюзия – это актуально в современном мире?

Этот термин впервые применен французской писательницей и литературоведом болгарского происхождения Юлией Кристевой в 70-х годах прошлого века. Аллюзия - это фигура речи с очевидным эстетическим эффектом «создания общности». В ней заключен элемент игры. Она скрыто, как бы намекая, одним словом или же короткой фразой ссылается на книгу, общеизвестный исторический факт, эпос или же религиозную традицию. Таким образом предполагается, что читателей объединяет с писателем единая общественная формация с определенной религией, обычаями, культура общества, знание времени и обстоятельств исторических событий или же биографических подробностей выдающихся людей.

Если реминисценция «перелицовывает» в своем оригинальном пересказе вышеперечисленные события, повествуя, то аллюзия – это своеобразная авторская ссылка, намек, предполагающая, что полностью излагать смысла нет. Достаточно лишь подсказать читателям, и те представят себе, о чем идет речь.

Примечательно, что ранние писатели христианства, например Климент Александрийский, раскрывали читателям основы новой веры посредством уже ставших традиционными для Римского общества аллюзий: намеков на произведения известных авторов античности. Так, в своем труде «Увещевания» Климент широко использовал фразы, слова, характерные для работ Платона: «возница человечества», связка «одним ярмом» ослов – старого и молодого, «повелитель упряжкой правит».

Говоря про классический древнегреческий эпос, вспомним, что аллюзия – это то, что раньше именовали «крылатыми словами». Многие из них предполагали знакомство читателей со сказаниями Древней Греции и других цивилизаций. Широко использованы в классической литературе словосочетания «авгиевы конюшни», иллюстрирующие неухоженность, беспорядочность. Слова «геркулесовы столбы» употреблялось в значении края света. Имя Антея означает неразрывную связь человека с родной землей, источником его мощи. «Пятка Ахиллеса» равнозначна понятию ограниченной, но критичной уязвимости. Что и говорить, популярна в творчестве аллюзия. Примеры из литературы многочисленны. Приведем лишь некоторые.

Роман Генриха Сенкевича «Камо грядеши» вобрал в себя множество библейских аллюзий. Уже само использование имен Иисуса, апостолов Петра, Павла в описании художественного сюжета произведения предполагает знакомство читателя с первоисточником – Новым Заветом.

Данная художественная фигура нередко порождается историческим событием. Например, Шарлотта Бронте вкладывает в уста Джен Эйр упоминание перехода реки Рубикон – естественного рубежа, разделяющего Галлию и Италию (форсирование которого Юлием Цезарем было равнозначно началу гражданской войны). Писательница этим тропом (художественной фигурой) подчеркивает бесповоротность решения.

Литературные аллюзии культурно обусловлены, национально принадлежны. Известно, что после издания романа Дафны Дюморье «Ребекка» в английской прессе вступительная фраза этого произведения о сне, в котором героиня романа возвратилась в имение Мендерли, стала необычайно популярной, именно как вводная, предшествующая приключению.

Авторы нередко сами создают их, наполняя историческим и фактическим содержанием. Известный роман Б. Стокера «Граф Дракула» соотносит главного демонического персонажа с реальным историческим персонажем князем Валахии Владом III. К тому же описание замка дворянина-вампира реалистично и соответствует с точностью до деталей действительному замку этого правителя.

Нынешние писатели тоже не «пасут задних». Аллюзия – это современно. Следует признать, что в художественной литературе, начиная со второй половины прошлого века, эта художественная фигура необычайна популярна у писателей, ее россыпи органично вплетены в ход сюжета. Тонкой ироничной аллюзией на книгу о Шерлоке Холмсе является роман современного классика профессора Умберто Эко «Имя розы». Расследование таинственных убийств поручено монаху-францисканцу Вильгельму Баскервильскому (очевидна ирония). Его помощника зовут Адсоном (очевидно созвучие с конандойлевским Ватсоном). Но исторической литературной параллели кажется ему мало. Он изображает в образе слепого библиотекаря Хорхе Бургосского обличенного убийцу популярного аргентинского автора рассказов и повестей Хорхе Борхеса. Широко пользуются аллюзиями также современные российские писатели: Борис Акунин, Виктор Пелевин.