Сегодня Екатерина Желенникова занимает должность директора по фандрайзингу в благотворительной организации «Найди семью», которая специализируется на комплексной поддержке приемных семей по всей России. Еще в 21 год она твердо решила: у нее будет ребенок из детского дома. Ни отсутствие супруга, ни жесткие требования органов опеки не стали для нее преградой. Так начался ее непростой путь к семейному счастью.
Первый шаг к материнству
Екатерина еще в студенческие годы ГИТИСа почувствовала в себе зов к материнству — не просто биологическому, а осознанному, принятому сердцем. Работая на театральных практиках, она познакомилась с коллегой-режиссером, которая воспитывала двоих приемных детей. Это знакомство оказалось судьбоносным: Екатерина начала читать ее тексты и публикации, посвященные проблемам сиротства, системе опеки и внутреннему миру приемных семей.
Однажды в ее новостной ленте появился пост о шестилетнем мальчике Саше — с тонким, почти неземным взглядом и взрослым выражением лица. Эти глаза не отпускали. А потом случилось еще кое-что: когда Екатерину впервые пустили к Саше в больницу, он посмотрел на нее и с абсолютной уверенностью сказал: «Меня зовут Саша, а ты моя мама». Эти слова пронзили ее до глубины души. Она не смогла их забыть. Спустя всего три недели Екатерина уже сидела на первом занятии в школе приемных родителей.
Новый опыт и битва с опекой
Обучение в школе приемных родителей стало для Екатерины настоящим испытанием — не столько эмоциональным, сколько интеллектуальным и моральным. Множество иллюзий, с которыми она пришла, рассыпались: реальные истории, диагнозы, юридические нюансы, ответственность, которой невозможно избежать.
Но вместе с этим пришло и четкое понимание — путь будет непростым, но она готова идти до конца. Чтобы продемонстрировать органам опеки наличие крепкой семейной поддержки, Катя убедила свою маму пройти курс вместе с ней. Это было важно: чиновники должны были видеть, что рядом с ней есть взрослый, надежный человек. Однако даже этот шаг не убедил систему.
Первый вердикт был обескураживающим: «Двадцать два года, не замужем, за плечами только диплом. Вы слишком молоды, слишком неопытны». Из отделения опеки Катя вышла в слезах, с чувством бессилия и несправедливости. Но вместо того чтобы сдаться, она разозлилась. Она стала собирать документы — одну справку за другой, оформлять бумаги, стоять в бесконечных очередях, спорить, доказывать, даже ругаться с бюрократической машиной.
В конечном итоге она подала апелляцию... и победила. Ей официально присвоили статус кандидата в приемные родители. Это было начало нового этапа — этапа активных поисков. Екатерина начала ездить по разным учреждениям, знакомиться с детьми, внимательно читать их медицинские карточки. Она была готова принять ребенка с любыми трудностями. Ей хотелось найти того самого — маленького, уязвимого человека, о котором она сможет заботиться всем сердцем.
«Воробей» Аля и бессонные ночи
Телефонный звонок из опеки застал ее накануне очередных гастролей: «У нас появилась девочка, посмотрите». В доме ребенка Катя увидела всклокоченный «комочек воробьиных перьев», который завопил при одном взгляде на нее. Так Алина (для своих — Аля) стала ее дочерью.
Приемную мать уверяли, что девочка ест самостоятельно и пьет из стакана, поэтому груди, бутылочек и пустышек не потребует. Реальность оказалась другой: по ночам Аля кричала, требовала компот литрами, спала короткими отрезками, а днем цеплялась за Катю мертвой хваткой.
Через несколько месяцев бесконечных госпитализаций врачи подтвердили астму и бронхообструктивные осложнения. Театру пришлось сказать «до свидания» — Кате было важно выдержать самой и помочь выжить крохе.
Семен: диагнозы, меняющие планы
Мысль о втором ребенке пришла, когда Аля чуть окрепла. Екатерина составила список детей до пяти лет без братьев‑сестер и с официально второй группой здоровья. Доступным оказался лишь годовалый Семен. Добиралась до него в ливень, пока Аля два часа вопила в машине.
В медучреждение девочку не пустили, пришлось срочно искать волонтера‑няню из соцсетей. Катю встретил растерянный малыш с рахитическими ножками, огромным животом и мешками под глазами.
Поначалу он не реагировал ни на прикосновения, ни на голос, и отличить его от соседних детей было невозможно. Уже дома стали всплывать проблемы: астма, подозрение на муковисцидоз, затем редкое орфанное заболевание. Группа здоровья быстро «перекочевала» со второй на пятую.
Дом, где все кричат
Когда в доме появился второй ребенок — маленький Семен, — атмосфера резко изменилась. Его появление стало настоящим эмоциональным взрывом. Крики, и без того привычные в быту с приемными детьми, усилились вдвое. Семена буквально трясло при виде еды — он метался между голодом и страхом, ел с жадностью, как будто тарелка может исчезнуть в любую секунду.
Одновременно Аля, старшая, болезненно реагировала на каждое мамино движение в сторону брата. Любой жест — обнять, подать ложку, поправить подушку — вызывал у нее бурю ревности, слезы и истерики. Екатерина честно признается: она не справлялась. Все стало напоминать хаос. «Я погрузилась в ад и утянула туда всех домашних», — говорит она.
Женщине казалось, что дом перестал быть местом безопасности — он стал ареной борьбы за внимание, за выживание, за покой, которого не было. В попытке восстановиться Катя решилась на поездку в Абхазию — своего рода «спа-тур для души», как она тогда это называла. Но даже этот шанс на передышку обернулся катастрофой: тяжелая кишечная инфекция, полное отсутствие аптек, круглосуточная рвота и паника. Вместо исцеления — новая физическая и моральная яма.
После возвращения домой она перестала строить иллюзии и полностью ушла в режим медицинской поддержки. Ингаляции, анализы, вызовы врачей, стационары — в этом рутинном потоке Екатерина нашла единственное, что хоть как-то возвращало ощущение контроля. Даже если на игры не оставалось ни времени, ни сил, она чувствовала, что делает хоть что-то полезное. И этого было достаточно, чтобы выстоять еще один день.
Поддержка, без которой не выжить
Однажды Екатерина написала в соцсетях: «Друзья, я на нуле». И случилось чудо: приехали люди с продуктами, деньгами, с детьми и без, просто чтобы побыть рядом. Соседи из ее подъезда забирали Алину на прогулку, когда Катя падала от усталости.
Помогали и другие приемные родители: разговоры «у всех так, ты не одна» поднимали из ямы. Первый опыт обращения к государственному психологу оказался провальным — специалист списал все на «кризис трех лет». Но Катя вынесла главный урок: если один консультант не подходит, ищи дальше. Чужое недопонимание не повод сдаваться.
Работа, ответственность и «необязательная» любовь
Когда дети пошли в сад, а потом и в школу, Катя вернулась к профессии, устроилась фандрайзером. Индивидуальное время на каждого ребенка сократилось до минимума, и ей пришлось признать: идеальный родитель в голове и реальная мать — разные люди.
Сегодня она не боится говорить, что любовь к приемному ребенку не всегда вспыхивает мгновенно. Екатерина признается: «Иногда ты сначала вкладываешь труд и деньги, а теплые чувства подтягиваются позже или трансформируются во что‑то иное. Главное — не считать ребенка обузой и помнить, зачем ты его выбрал».
Кровный малыш и общее счастье
Сейчас Екатерина на позднем сроке беременности. Она давно мечтала ощутить жизнь внутри себя, но путь к этому был трудным: несколько потерь, страхи и ожидание. Муж, встретившийся уже после усыновлений, не испугался «нагрузки». Он учится быть настоящим отцом, хотя Аля и Семен зовут его то папой, то по имени.
Когда дети узнали о будущем малыше, их реакция разделилась. Аля обрадовалась, Семен заплакал, опасаясь потерять мамино внимание. Екатерина честно говорит им, что времени станет меньше, но любовь к ним не уменьшится. По вечерам они вместе гладят ее живот, а она шутит: «Мы все переживем. У нас просто нет другого варианта».
