В последние годы отечественные стриминги и телеканалы буквально захлестнула волна сериалов, которые с упорством демонстрируют зрителю все "прелести" жизни в СССР и современной России. И речь не только о пресловутых лихих 90-х, о которых ежегодно да выходят один-два проекта.
Ключевые составляющие
Грязь, нищета, криминал, алкоголизм и полная безнадега — вот основные ингредиенты этого мрачного коктейля, который почему-то пользуется невероятной популярностью у аудитории. Причем если раньше подобные сюжеты воспринимались как социальная драма или даже документалистика, то сейчас они превратились в своеобразный жанровый шаблон, где все элементы — от обшарпанных подъездов до опустившихся героев — расставлены с пугающей методичностью. Создается впечатление, что современные сценаристы и режиссеры соревнуются между собой, кто сможет показать российскую действительность еще более беспросветной и отталкивающей, словно забывая, что кино — это не только зеркало, но и увеличительное стекло, которое может как отражать, так и искажать реальность.
От перестройки до наших дней
Термин "чернуха" появился еще в перестроечные времена, когда цензурные ограничения ослабли и кинематограф получил возможность показывать жизнь без прикрас. "Маленькая Вера", "Астенический синдром", "Авария — дочь мента" и другие шокировали зрителей своей откровенностью и беспросветностью, став своеобразным ответом на лакированную действительность брежневского кино. В 1990-е традицию продолжили "Брат" и "Жмурки", где криминальная романтика соседствовала с леденящей душу жестокостью, а "Хрусталев, машину!" и вовсе показал разложение советской системы через призму абсурда. В нулевые эстафету подхватили "новые тихие", к примеру фильм "Сказки про темноту", а также так называемые новые дикие — картины Василия Сигарева "Волчок" и "Жить", где социальный пессимизм достиг почти клинических масштабов.
Кто лучше
Сегодня "чернуха" переживает новый виток популярности, но если раньше это было кино про реальные проблемы, то сейчас, скорее, стилизация под лихие 90-е или застойные 70-е. Причем делается это с таким упоением, что порой кажется: создатели получают удовольствие от самого процесса изображения грязи и деградации, словно соревнуясь, кто сможет создать более "аутентичную" картину российской действительности. При этом зачастую теряется грань между социальной сатирой и эксплуатацией человеческого страдания, между подлинным драматизмом и дешевым трюком.
Подростковая драма как приговор
Один из самых популярных сюжетов современной чернухи — история взросления в условиях тотального беспредела. "Слово пацана", "Лихие", "Дети перемен" — все эти сериалы рассказывают о том, как обычные парни, не видя перед собой никаких перспектив, постепенно скатываются в криминал, причем этот процесс показан как нечто неизбежное, запрограммированное самой системой. Андрей из "Слова пацана" уходит в уличные разборки не потому, что он плохой человек, а потому, что иначе его просто затопчут — таковы законы улицы. Герой "Лихих" под влиянием отца-бандита превращается в хладнокровного убийцу, но создатели тщательно показывают, как постепенно стирается грань между вынужденной жестокостью и подлинным удовольствием от насилия. Персонажи "Черной весны" берут в руки оружие не из-за врожденной агрессии, а потому, что больше не верят в справедливость и возможность решить конфликты мирным путем.
Финал у таких историй предсказуем: кто-то погибает, кто-то садится в тюрьму, а кто-то, выжив, навсегда теряет человеческий облик. При этом создатели словно забывают, что даже в самых мрачных условиях у людей остается выбор, и далеко не все, кто вырос в неблагополучных районах, становятся преступниками.
"Роза на помойке"
Если мужские персонажи в этих сериалах чаще всего либо жертвы обстоятельств, либо откровенные негодяи, то женские образы и вовсе сводятся к архетипу "растоптанной добродетели". Почти в каждом таком проекте есть своя Сонечка Мармеладова — чистая девушка, которая неизбежно становится жертвой окружающего беспредела, причем ее страдания показаны с почти садистским вниманием к деталям.
Лиза из "Лихих" — тихая, мечтательная девушка, влюбляющаяся в бандита и погибающая от его же руки. Умка из "Детей перемен" — юная художница, чьи мечты разбиваются о жестокость реального мира. Нина из "Аутсорса" — интеллигентная девушка, случайно попавшая в криминальный круговорот. Наконец, Айгуль из "Слова пацана" — скромная ученица музыкальной школы, ставшая разменной монетой в мужских разборках. Все они, как заезженная пластинка, повторяют одну и ту же историю: светлая девушка встречает плохого парня, влюбляется, страдает, а потом либо погибает, либо навсегда теряет себя.
Авторы словно пытаются доказать, что в мире нет места чистоте и невинности, все хорошее неизбежно будет растоптано. Подобный подход не только упрощает женские характеры до уровня клише, но и создает опасную иллюзию, будто у женщин в российской действительности вообще нет шансов на счастливую жизнь — только на страдание и гибель.
Последний рыцарь в мире беспредела
Еще один обязательный атрибут "чернухи" —хороший полицейский, который пытается бороться с системой, но в итоге оказывается бессилен перед всеобщей коррупцией и цинизмом. Ильдар из "Слова пацана", Эльвира из "Трассы", Коньков из "Химеры" — все они выглядят скорее карикатурами на честных правоохранителей, чем реальными людьми, причем их "идеальность" часто граничит с наивностью.
Их трагедия в том, что они как последние представители "старой школы" еще верят в закон и справедливость. Но система их либо ломает, либо просто делает невидимыми героями. И зритель с самого начала понимает, что их борьба заранее обречена, потому что один в поле не воин, а тем более в мире, где правят деньги и связи.
В таких сериалах никто не пытается предложить хоть какую-то альтернативу, ни политическую, ни социальную. Честный мент всегда одинок, у него нет союзников, нет поддержки общества, нет надежды на лучшее. Он выполняет свою работу до конца, зная, что это ни к чему не приведет, и в этом заключается его трагический героизм. Но насколько такой подход соответствует реальности, где, несмотря на все проблемы, все же существует множество людей, пытающихся что-то изменить?
Мать-одиночка как символ беспомощности
Женские образы — это вечные страдалицы, чьи жизни показаны как бесконечная череда унижений и лишений. Мать-одиночка, брошенная жена, спивающаяся женщина — все они существуют в этом кино лишь для того, чтобы подчеркнуть: выхода нет, а любые попытки что-то изменить заранее обречены на провал.
Отцы в таких историях либо отсутствуют, либо представлены в виде тиранов или неудачников. А матери всегда уставшие, измученные жизнью, причем такие образы настолько шаблонны, что порой кажется, будто сценаристы копируют друг у друга одни и те же типажи, не пытаясь добавить хоть каплю индивидуальности.
Особенно удручает то, что в современных сериалах практически нет положительных материнских образов, и это притом, что в реальной жизни миллионы российских женщин ежедневно доказывают обратное, справляясь с трудностями и оставаясь опорой для своих семей.
Маньяк как персонификация зла
В некоторых сериалах ("Фишер", "Хрустальный", "Аутсорс") функцию "абсолютного зла" выполняет маньяк — персонаж, чьи преступления выходят за рамки обычного криминала и приобретают почти мистический характер. Его действия не просто уголовные деяния, а метафора того, во что превращается общество, где царит беспредел и вседозволенность.
Но проблема в том, что эти персонажи часто выглядят как карикатурные злодеи из дешевых триллеров, а не как реальные угрозы. Их мотивация либо отсутствует вовсе, либо сводится к примитивному "он просто психопат", а противостояние с положительными героями больше напоминает пародию на детектив, чем серьезную драму.
Почему это работает
С одной стороны, можно сказать, что "чернуха" — это честное кино, которое не прячет проблемы и показывает жизнь такой, какая она есть. С другой — когда из раза в раз повторяются одни и те же сюжеты, персонажи и локации, что намекает на знакомый штамп.
Может, секрет популярности в том, что зритель устал от слащавых картинок "идеальной" жизни и хочет видеть что-то более реальное, пусть и неприглядное. Но когда реальность сводится к бесконечному потоку грязи, насилия и безнадеги, не становится ли это тенденцией, когда зритель получает удовольствие от созерцания чужого страдания, убеждая себя, что вот оно, настоящее кино?
