Отшумело громкое отмечание восьмидесятилетия со дня рождения Владимира Семеновича Высоцкого. Как сейчас модно говорить, форматы этого действа были разнообразнейшими. Кто-то просто отдавал дань уважения человеку, которого в свое время просто обожала половина населения Советского Союза, а вторая половина – уважала и вслушивалась в интонации его хриплого голоса, пытаясь находить в них ответы на свое, сокровенное. Кто-то еще раз, по поводу, сделал краткую остановку в бешеном ритме своей жизни, чтобы перевести дыхание, глотнув, как кислорода, чистого густого воздуха русского языка, которым мастерски владел Высоцкий. Но есть и такие, кто вновь не преминул воспользоваться моментом, чтобы оживить бессмысленные дискуссии по различным интерпретациям жизни поэта, даже по различным возможностям его посмертного существования.
Проклятые вопросы
Как известно, на Руси с позапрошлого века главными являются два вопроса, на которые никак не находятся ответы: кто виноват и что делать? Вернее, на первый вопрос ответы находятся постоянно, десятками и сотнями тысяч, иногда даже и миллионами, но общей картины нашего бытия почему-то не меняют, а потому вновь и вновь появляются все новые и все такие же ничего не меняющие ответы. Приговоры выносятся, ссыльные бредут по мерзлым трактам, камеры полнятся – а толку-то. Какая-то бестолковая бессмыслица. Возможно, следует переформулировать вопрос, спрашивая не кто, а что виновато? Ответов на вопрос «что делать?» тоже хватает, хотя их все-таки штампуют не в таком диком количестве. В последние времена все меньше и меньше штампуют. Потому что, указав путь, придется, возможно, прокладывать дорогу. А этого мало кому хочется в нашем богоспасаемом Отечестве. Но это все лирика. Такой обширный подход к тому, чтобы отметить: в дискуссиях о Высоцком тоже давно наметились свои проклятые вопросы. И главных тоже два – «кто вы – Высоцкий?» и «с кем вы, Высоцкий?»
Актер? Бард? Певец?
Итак – первый вопрос: кто такой Владимир Высоцкий – актер, бард, певец? Вопрос не такой простой, каким кажется на первый взгляд. Дело в том, что певцы в подавляющем большинстве никогда не принимали Высоцкого за своего. Многие барды его чурались. Нет, прилюдно все отдавали дань уважения – просто потому, что иначе народ бы не понял, но, как говорится в том же народе, промеж собой Высоцкого все-таки почитали за чужака и в бардовском мирке. Актер. Вот здесь – да! Актер, и против этого не попрешь. Но, снова-таки, как театрального актера его знала миниатюрная часть населения, обитавшая на одной шестой части суши, а любила именно как человека с гитарой практически вся часть. При этом критики не раз отмечали, что, как киноактер, Высоцкий был крепким ремесленником, очень крепким, но все-таки не стоял на недосягаемой высоте – это уж точно. Поэт? А вот здесь уже теплее, даже горячее, и, главное, интересней.
Кто его вспомнит?
Есть немало людей, которые «со знанием дела» заявляют примерно следующее: стихи Высоцкого - это не стихи в полном смысле этого слова. Они, де, слишком завязаны на гитарный ритм и звук, на его хриплый голос и его интонации, на сам его образ, а потому в опубликованном виде перечитывать их не станут. Не тот эффект. В то же время звучание Высоцкого устаревает. Становится немодным. Просто потому, что технологии меняются. Значит, и слушать его не будут. Тогда что? Тогда вывод один: Высоцкий через какое-то время останется в прошлом.
Любимов и Бродский
Казалось бы, рассуждение, приведенное выше, имеет право на внимательное к нему отношение. И таки действительно имеет. Но в самой его сердцевине заложена бомба, сидит червоточина. А именно: оно может пришибить своей железной логикой только в том случае, если изначально согласиться с тем, что Высоцкий - не поэт. А с этим согласны далеко не все. Не зря же среди множества информации о Высоцком, о его взаимоотношениях с большими творцами можно найти и рассказы о том, что, например, Любимов (с которым у Владимира Семеновича отношения были совсем не безоблачными) признавался, что брал актера в свой театр не за актерские таланты, а, скорее, как большого поэта. Поэта. Еще замечательней рассказ о встрече Высоцкого с Бродским. О том, как они говорили долгое время, причем Бродский все больше слушал и раз за разом просил собеседника еще что-нибудь спеть или почитать, а потом подарил ему свою книгу с надписью, где говорилось, что она подарена лучшему поэту России как внутри, так и вне ее. Книга эта после смерти Высоцкого исчезла. Но вроде бы ее видела Влади. Да есть и иная информация о том, что Бродский воспринял Высоцкого не просто как собрата по поэтическому цеху, что при его-то придирчивости и жестких оценках уже много значит, а как равного себе собрата по цеху.
«Познакомила» Ахматова
А вот есть еще и такая история… Будто бы Бродского с Высоцким познакомила сама Анна Ахматова, буквально, как говорят, растившая себе смену - Иосифа Александровича. Ну как познакомила? Прочла ему «Я был душой дурного общества». Сопроводив чтение такими словами: «Все-таки талантливый какой у нас народ». Доподлинно неизвестно, конечно, было или не было такого, да и стихотворение, прямо скажем, не из тех, что указывают на будущее величие написавшего его, но, согласитесь, в чутье Анне Андреевне не откажешь. И если история все-таки имела место быть, то и она дорого стоит. Как и последующее признание самого Бродского.
Живые песни
Но вернемся к рассуждениям о том, что поскольку мир меняется, а записи исполнения Высоцким своих песен устаревают, через какое-то время их совсем прекратят слушать, а потом о них и о нем вовсе забудут. Но, послушайте, Владимир Семенович умер без малого тридцать восемь лет тому назад. И что? Его песни по-прежнему слушают. Да, не столь массово, как в советское время, но и не забыты они. Они приобрели статус своеобразной классики. И не в смысле творчества «Битлз» в рок-музыке, где главным все более становится сама «древность» произведения, и не в смысле классики как таковой, отделяющей «ценителей» от «профанов». Нет, песни Высоцкого каким-то чудным образом остаются актуальными, а значит, живыми. Казалось бы, не просто время поменялось, все поменялось: строй поменялся, страна, в которой жил и работал Высоцкий, канула в Лету, а песни находят живой отклик в слушателях и сейчас. Почему так?
Техника? Нет, поэзия…
Можно было бы сказать, что те самые изменения, в том числе, в техническом обеспечении звучания музыкальных произведений, которые должны были «похоронить» творчество Высоцкого, сделать это творчество анахронизмом для ныне живущих, дали ему, напротив, новую жизнь. Записи подчищаются, реставрируются, добавляется новое звучание, находятся более четкие ритмы, и песни Высоцкого приобретают вполне современное звучание. Но ведь вот парадокс: и концертные записи Владимира Семеновича, очищенные от посторонних шумов, тоже звучат вполне современно. Без посторонних примесей. Скорее всего, дело не в помощи технических новшеств (хотя и в ней тоже), а в том, что перед нами действительно настоящая поэзия. Высоцкий нашел в себе и выдал на-гора какие-то такие потаенные человеческие смыслы, которые имеют статус если и не вечных, то вполне себе долгоживущих истин и чувствований человека. Нашел звуки настоящего мира, настоящей жизни, неподвластных преходящей моде в выразительных средствах.
Либерал, большевик, консерватор?
Теперь второй вопрос, из-за которого часто и густо в нынешнее время зарождаются дискуссии и даже разгораются споры: с кем был бы Владимир Семенович, доживи он до наших дней? Сожалел бы он о развале Союза? Примкнул бы к левым? Вписался в тусовку либералов? Стал консерватором? Был бы за Путина или против Путина? Воля ваша, но почему-то кажется, что вопросы эти в приложении к Высоцкому неуместны. Есть чувство, что он просто не мог бы быть с кем-то. Вопрос надо было бы ставить по-другому: кто был бы с ним? Уж больно щепетильно относился Владимир Семенович к человеческому и, похоже, любые абстракции мерил человеческими мерками, включая абстракции политические и идеологические. Представьте себе такой образ: идет страшная грызня между левыми, правыми, большевиками, либералами, демократами, консерваторами, атеистами, верующими… А Высоцкий… Высоцкий смотрел бы на них не как на ходячие абстракции, а как на людей, не понимая, как можно ради чего бы то ни было пренебречь дружбой, любовью, человечностью и даже хорошей беседой. Смотрел бы, не вынимая сигареты из уголка рта, с прищуром, и, возможно, повторял бы про себя: «Нет, ребята, все не так…»
