"Только и хочется, что жрать да читать Чехова": о чем сын Марины Цветаевой писал в своих дневниках и письмах
На долю Георгия Сергеевича Эфрона за 19 лет его недолгой жизни выпало больше боли и испытаний, чем приняли на себя герои произведений, которые он прочитал и мог бы написать сам, если бы судьба распорядилась иначе.
Но даже за такой короткий срок Мур (так его называли близкие) успел заслужить собственное место в русской культуре - не только как любимый сын Марины Цветаевой, а как отдельная личность с собственными взглядами на мир.
Детство
Георгий родился в воскресный полдень 1 февраля 1925 года. Ребенком он был желанным, третьим по счету (вторая дочь Цветаевой скончалась в 1920 году). Отец, глядя на сына, отмечал, что в нем нет ничего от него и он "вылитый Марин Цветаев".
Еще при рождении от матери он получил имя Мур. Это "родственное" ее собственному имени слово было отсылкой к незавершенному роману Kater Murr любимого Эрнста Гофмана.
К сожалению, после рождения мальчика не обошлось и без скандалов: ходили слухи что отцом Георгия был Константин Родзевич, с которым Марина Ивановна некоторое время была в близких отношениях. Сам Родзевич отцовство никогда не признавал, а поэтесса всегда твердила, что Мур - ребенок Сергея Эфрона.
Франция
К моменту рождения Мура семья жила в Чехии, но 31 октября 1925 года Цветаева вместе с дочерью и сыном покинула Прагу. Эфрон с ними не поехал, он решил остаться на некоторое время, так как работал в университете. Во Францию Цветаеву пригласила Ольга Чернова - подруга и почитательница ее таланта.
Именно в этой стране Георгий сформировался как личность. Франция стала дня него свежим воздухом. Он настолько впитал в себя культуру, что не мыслил своей жизни вне этого пространства.
Мальчик рос пухленьким, с высоким лбом и большими синими глазами. Все, кому доводилось общаться с этой семьей, отмечали, насколько сильно любила сына Марина Цветаева. Мур хорошо владел русским и французским, учил немецкий. Читать и писать он научился к 6 годам, а к 10 прочел литературу, которую его ровесники могли осилить лишь в 16.
Эфрон был хорошо воспитан, образован, разбирался в общественной жизни, искусстве и политике. Хотя цветаеведы утверждают, что Мур при несомненной талантливости был эгоистичным и избалованным.
Многие отмечали сходство Георгия с матерью. Возможно, это и послужило причиной ее глубокой привязанности к сыну. Сам же мальчик держался с Цветаевой сдержанно. Друзья отмечали его резкость и холодность по отношению к родительнице. Маму он называл исключительно "Марина Ивановна". В кругу знакомых это было вполне обычным явлением, вот если бы он назвал ее "мама", тогда это вызвало бы еще больший диссонанс.
Дневниковые записи
К сожалению, первые дневники Георгия не сохранились. Они были изъяты вместе с бумагами в день ареста Ариадны Эфрон - сестры. Еще одна запись в 1941 году была украдена в Ташкенте. Что касается последнего, военного дневника, то, вероятно, он погиб вместе со своим хозяином. В госархиве (РГАЛИ) хранятся почти 800 его записей, которые были сделаны в период с 1940 по 1941 г. В этих дневниках можно с интересом наблюдать, как увлеченный марксизмом Мур свободно переходит с русского языка на французский. Вот одна из записей того времени:
Какое-то подобие желанной гармонии создает хорошая погода. Сияние солнца, синее небо, отчетливость контуров зданий с бликами света на них - все это вместе создает умиротворенное настроение, смягчает слишком острые углы и выступы собственных мыслей. И можно бездумно идти по улице, все забыв, кроме внешней благосклонности настоящего дня, который тебе улыбается, не слишком много обещая, но симпатично, без претензий и ни на что не обязывая. И ты вдыхаешь чистый, свежий воздух и чувствуешь, что много еще хорошего впереди. Впрочем, на следующий же день серые тучи, дождь и грязь превращают меня в крота, очень неохотно выходящего из своей норы и склонного к проклятьям.
В некоторых письмах Эфрон признается, что избегает общения с людьми, потому что хочет быть интересен для них как Георгий Сергеевич, а не как сын Марины Ивановны. Родной отец занимал в его жизни мало места. Они могли не видеть друг друга месяцами. Старшая сестра Ариадна из-за холодности в отношениях с матерью тоже отдалилась и занялась своей жизнью. Поэтому семья состояла из двух людей - Марины Цветаевой и Георгия Эфрона.
Переезд в СССР
Впервые на Родину своих родителей, которая теперь называлась Советским Союзом, Георгий приехал в 14 лет. Мать долго не могла решиться на этот шаг, но все же поехала за мужем. Эфрон тогда вел свои дела с силовыми структурами СССР.
В своих дневниках Мур признавал, что не способен быстро устанавливать дружеские связи. Парень держался отчужденно, ни с кем не делился сокровенным, не допускал к переживаниям родных.
Запись в дневнике датированная 12 марта 1940 года:
За тонкой перегородкой глупые дочки глупой хозяйки ноют глупые романсы (боже, какая пошлятина!) и рассказывают сплетни, громко чавкая кофием. Черт возьми! Есть дураки же на свете! Наши хозяева (хозяйка и ее две дочери) — настоящие мещане. Странно — люди живут в Советском Союзе — а советского в них ни йоты. Поют пошлятину. О марксизме не имеют ни малейшего представления. Да черт с ними! Наплевать. Все-таки странно. Пытался с ними говорить о международном положении — ни черта не знают! Абсолютно ничего не знают. <...> Не переношу мещан — это самые вредоносные, тупые и консервативного духа люди. А они (дочери) все поют свои романсы. Как не могут понять, что это за колоссальная пошлятина! Пищат, да и только.
Георгий постоянно находился в состоянии разлада, вызванного переездами и внутрисемейными проблемами. Все детство мальчика отношения между родителями были сложными и напряженными.
Вскоре их семья была репрессирована. Не тронули только Цветаеву и Георгия. Отец был арестован в октябре 1939 года. В ходе следствия его разными способами пытались склонить к даче показаний против близких ему людей, в том числе и супруги. Но Сергей Эфрон все отрицал.
Дневниковая запись от 9 мая 1941-го:
Примут ли завтра передачу денег для папы? Судили ли его уже? Я склонен думать, что да. А вот Эйснер тоже получил восемь лет. Это-то меня больше всего поразило, не знаю почему. Митя говорит, что он объясняет всю эту историю очень просто: все, кто арестован или сослан (папа, сестра, Нина Николаевна, Николай Андреевич, Миля, Павел Балтер, Алеша Эйснер, Павел Толстой), были как-то связаны с людьми из народного комиссариата внутренних дел, а народным комиссаром был Ежов. Когда Ежова сменил Берия, говорят, что его обличили как врага народа и всех, кто более или менее имели непосредственно с ним и комиссариатом дело, арестовали. Так как вся компания была связана с комиссариатом только стороной, естественно, что их арестовали позднее остальных. Я же всю эту историю вовсе не объясняю — слишком много в ней фактов и торопливых выводов. А какие сволочи наши соседи. По правде говоря, я никогда не подозревал, что могут существовать такие люди — злые дураки, особенно жена. Я их ненавижу, потому что они ненавидят мать, которая этого не заслуживает. Ба! Что и говорить. Уже 9 часов. Надо сесть за зубрежку геометрии, а это наука трижды проклятая. Ну, ладно...
После двух лет заключения и постоянных допросов его состояние ухудшилось, и мужчину поместили в психиатрическую лечебницу. Тюремный врач зафиксировал у него галлюцинации.
Жизнь после смерти матери
После похорон матери Мур сначала был отправлен в Чистопольский дом-интернат. Затем после недолгого пребывания в столице эвакуирован в Ташкент. В Узбекистане он быстро израсходовал деньги и постоянно ждал переводов от сестер отца. Отметим, что помощь приходила не только от тетушек, но и Литфонда и семьи писателя Алексея Толстого.
Следующие годы запомнились Эфрону недоеданием, неопределенностью и неустроенностью быта. Жизнь Мура в Ташкенте скрашивало знакомство с поэтами и литераторами. Здесь он подружился с Ахматовой, о которой лестно отзывался в своих дневниках.
Он писал:
Так все надоело, только и хочется, что жрать да читать Чехова.
В 1943 году Эфрону удалось вернуться в Москву. В столице он поступил в литературный институт. Неудивительно, ведь Мур с детства питал интерес к сочинительству - писал романы на французском и русском языках. Учеба в Московском литературном институте не предусматривала отсрочки от армии. Поэтому после окончания 1-го курса Эфрон был призван на службу.
Как сын репрессированного сначала Мур проходил службу в штрафбатальоне, а летом 1944-го принимал участие в боевых действиях на 1-м Белорусском и 1-м Балтийском фронтах. 7 июля под Оршей 19-летний Эфрон получил тяжелое ранение и был отправлен в полевой медсанбат. Точная дата и место смерти Георгия Эфрона неизвестны.