«Медный всадник», пожалуй, самое неоднозначное произведение Пушкина, пронизанное глубоким символизмом. Историки, литературоведы и обычные читатели не одно столетие спорят, ломают копья, создают и низвергают теории относительно того, что же, собственно, хотел сказать поэт. Особые споры вызывает образ Петра 1 в поэме «Медный всадник».
Противопоставление Петра 1 Николаю 1
Произведение написано во времена правления Николая 1, к которому у Пушкина были большие претензии касательно управления государством: подавление восстания декабристов, создание тайной полиции, введение тотальной цензуры. Поэтому многие ученые видят противопоставление великого реформатора Петра 1 реакционеру Николаю 1. Также многие исследователи творчества Пушкина просматривают аналогии между «Медным всадником» и «Старым заветом». Череда наводнений в Петербурге, особенно разрушительное в 1824 году, натолкнула автора на мысль о всемирном потопе, поэтому в произведении «Медный всадник» образ Петра 1 ряд мыслителей ассоциируют с образом Бога (божества), способного творить и разрушать.
Град Петров
Впрочем, даже место действия точно назвать нельзя. Зададимся вопросом: "В каком городе происходит действие пушкинской поэмы, посвященной наводнению 1824 года?" Вопрос вроде бы допускает один-единственный ответ: разумеется, оно происходит в Санкт-Петербурге, ведь образ Петра 1 в искусстве Пушкина неизменно ассоциируется с этим городом. Однако, как легко убедиться, этот ответ не так уж и логичен: ни в одной строке поэмы Петербург ни разу не назван Петербургом! Во вступлении использованы описательные выражения: «Петра творенье» и «град Петров», в первой части один раз встречается название Петроград ("Над омраченным Петроградом...") и один раз - Петрополь ("И всплыл Петрополь, как Тритон...").
Получается, город есть, но это не реальный Петербург, а некий мифический град Петра. Даже на этом основании исследователями образ Петра 1 в поэме «Медный всадник» мифологизирован. Если рассматривать весь текст поэмы в целом, Петербург упоминается в ней трижды: один раз – в подзаголовке («Петербургская повесть») и дважды – в прозаических авторских примечаниях. Иначе говоря, таким образом Пушкин дает нам понять: несмотря на то, что «происшествие, в сей повести описанное, основано на истине», город, в котором разворачивается само действие поэмы, это не Петербург. Точнее говоря, не совсем Петербург – это в каком-то смысле три разных города, каждый из которых соотнесен с одним из персонажей произведения.
Горделивый истукан
Наименования «Петра творенье» и «град Петров» соотносятся с Петром – единственным героем этой части поэмы, причем у Пушкина Петр предстает неким божеством. Речь идет об изображающей его статуе, то есть о земном воплощении этого божества. Для Пушкина уже само появление монумента – прямое нарушение заповеди «не сотвори себе кумира». Собственно, именно этим и объясняется противоречивое отношение поэта к памятнику: несмотря на все свое величие, он ужасен, да и слова о горделивом истукане трудно признать за комплимент.
Официальным считается мнение, что Пушкин неоднозначно относился к Петру 1 как к государственному мужу. С одной стороны – он велик: реформатор, воин, «строитель» Санкт-Петербурга, создатель флота. С другой – грозный правитель, временами самодур и деспот. В поэме «Медный всадник» Пушкин образ Петра интерпретировал также двояко, возведя в ранг Бога и демиурга одновременно.
На чьей стороне Пушкин
Любимым спором культурологов стал вопрос о том, кому Пушкин симпатизировал: всемогущему обожествленному Петру или «маленькому человеку» Евгению, олицетворявшему простого горожанина, от которого мало что зависит. В стихотворном шедевре «Медный всадник» описание Петра 1 – ожившего всемогущего памятника – перекликается с описанием государства. А Евгений – это среднестатистический гражданин, винтик в громадной государственной машине. Возникает философское противоречие: допустимо ли государству в своем движении, стремлении к развитию поступаться жизнями и судьбами простых людей ради достижения величия, некой высокой цели? Либо каждый человек – это индивидуальность, и его личные желания должны быть учтены, даже в ущерб развитию страны?
Пушкин не выразил своего однозначного мнения ни устно, ни в стихах. Его Петр 1 способен как созидать, так и разрушать. Его Евгений способен как горячо любить (дочь вдовы Парашу), так и раствориться в толпе, во мраке города, став никчемной частью серой массы. И - в конечном счете – умереть. Ряд авторитетных пушкиноведов считают, что истина где-то посередине: государства без человека не существует, но и соблюсти интересы каждого невозможно. Быть может, об этом и написан стихотворный роман.
Петр 1
Образ Петра не дает покоя культурологам. Во времена СССР догматы не допускали представлять великого реформатора каким-то божеством, ведь религия подвергалась притеснениям. Для всех это была «говорящая бронзовая статуя», живущая в больном воображении героя повествования Евгения. Да, она символична, но глубокий анализ символов оставался поводом для дискуссий ученых мужей. Сопоставлять образ Петра 1 в поэме «Медный всадник» с библейскими сюжетами было чревато.
Все же пушкинский Петр 1 – это бронзовая статуя или божество? В одном из советских изданий поэм Пушкина к строке «Кумир на бронзовом коне» имеется следующий комментарий классика пушкиноведения С. М. Бонди: "Кумир в языке Пушкина значит "статуя". Между тем пушкиноведы подметили, что когда слово "кумир" употребляется Пушкиным в буквальном, а не переносном смысле, оно практически всегда означает статую бога. Это обстоятельство прослеживается во многих стихах: «Поэт и толпа», «К вельможе», «Везувий зев открыл...» и других. Даже император Николай 1, самолично рецензировавший рукопись, подметил это обстоятельство и написал на полях несколько высочайших замечаний. 14 декабря 1833-го Пушкин внес запись в дневник, где посетовал, что государь возвратил поэму с замечаниями: «Слово "кумир" не пропущено высочайшей цензурою».
Библейские мотивы
Перекликание образов Петра и Медного всадника с библейскими образами буквально витает в воздухе. На это указывают почитаемые пушкиноведы Бродоцкая, Архангельский, Тархов, Щеглов и другие. Поэт, называя всадника истуканом и кумиром, прямо указывает на библейских героев. Замечено, что с фигурой Петра постоянно связывается у Пушкина представление о могучей силе, близкой к Богу и стихиям.
Не только образ Петра 1 в поэме «Медный всадник» ассоциируется с библейским персонажем. Евгений - тоже прямой аналог другого ветхозаветного персонажа – Иова. Его гневные слова, адресованные к «зиждителю мира» (бронзовому всаднику), соответствуют ропоту Иова на Бога, а грозная погоня ожившего всадника напоминает явление «Бога в буре» в «Книге Иова».
Но если Петр – ветхозаветный Бог, а статуя Фальконе – заместившее его языческое изваяние, то наводнение 1824 года – это библейский потоп. По крайней мере, столь смелые выводы делают многие специалисты.
Наказание за грехи
Есть и другая характеристика Петра. «Медный всадник» не был бы великим произведением, если бы его так легко можно было расшифровать. Исследователи подметили, что всадник выступает на стороне неодолимой силы природы в качестве силы, карающей Евгения за грехи. Сам он ужасен. Его окружает мрак, в нем сокрыта огромная и по логике пушкинского описания недобрая сила, поднявшая на дыбы Россию.
По фигуре Медного всадника в поэме определяется образ его исторического действия, суть которого - насилие, неумолимость, бесчеловечность невиданных масштабов во имя реализации своих грандиозных планов через страдания и жертвы. Именно в медном всаднике заключена причина гибельности его мира, непримиримой вражды камня и воды, которая неожиданно обозначается в финале вступления после утопической картины величественного, прекрасного, благодатного града, сопрягаемого с Россией.
Пушкин как пророк
Переосмысливая произведение, приходит мысль, что за недобрые деяния придет расплата. То есть медный Петр напоминает всадников Апокалипсиса, совершающих возмездие. Возможно, Пушкин намекал царю Николаю 1 о неотвратимости наказания, что «посеявши ветер, пожнешь бурю».
Историки называют восстание декабристов предвестником революций 1917 года. Николай 1 жестоко подавил инакомыслие: часть декабристов были повешены, часть доживали жизнь каторжанами в Сибири. Однако общественные процессы, приведшие к восстанию, властью учтены не были. Зрел конфликт противоречий, через полвека обернувшийся падением царизма. В этом свете Пушкин выступает как пророк, предрекший неукротимую народную стихию, которая затопила «град Петров», и сам Петр в медном обличии совершил возмездие.
Вывод
Совсем не простой оказывается поэма «Медный всадник». Образ Петра чрезвычайно противоречив, сюжет на первый взгляд прост и понятен, но текст наполнен явными и скрытыми символами. Не случайно произведение жестко подвергалось цензуре и не сразу было опубликовано.
Поэма имеет две основные линии своего развития, связанные с судьбой города Петра и судьбой Евгения. В древних мифах есть много описаний того, как Боги разрушают города, земли, людей нередко в наказание за плохое поведение. Вот и в «Петербургской повести» прослеживается пушкинская трансформация этой схемы: Петр, олицетворяя демиурга, задумывает строительство города исключительно во имя государственного блага. В преображении природы, в заключении Невы-реки в камень прослеживается аналогия с преображением государства, с направлением жизненных процессов в державное русло.
Однако в образно-событийной системе поэмы показано, как и почему созидание оборачивается катастрофой. И связано это с сущностью медного всадника, которая изображена Пушкиным, прежде всего, в эпизоде прозрения Евгения, перетекающим в сцену его преследования ожившей статуей. Град, возведенный на отобранном у природы клочке земли, в конечном счете оказался затоплен «покоренной стихией».
Был ли Пушкин пророком? Какие побудительные мотивы заставили его написать столь сложное противоречивое творение? Что он хотел сказать читателям? Об этом еще будут спорить поколения пушкинистов, литературоведов, историков, философов. Но важно другое – что вынесет из поэмы конкретный читатель, тот самый винтик, без которого государственная машина будет буксовать.
