По семантическому значению слово «плеяда» подразумевает некую общность людей одной эпохи и одного направления деятельности. Слово берет начало в древнегреческой мифологии. Плеяда – это семь дочерей Атланта и Плейоны, которых Зевс вознес на небо и превратил в созвездие. Шесть звезд из них сияют ярким светом, и лишь одна стыдливо прячется – ведь она, не в пример своим послушным сестрам, предпочла богам возлюбленного из смертных. Согласно той же мифологии, античным мореплавателям небесным маяком служило именно созвездие Плеяд.
Неудивительно, что этот космический объект на многие века и тысячелетия стал излюбленным символом для служителей муз. Особенно яркое отражение созвездие Северного полушария нашло в изящной словесности. Еще во времена античности, в III веке до нашей эры, зародилась александрийская поэтическая школа. Семь поэтов, относившихся к ней – Гомер-младший, Аполлоний, Никандр, Феокрит, Арамур, Ликотрон и Филик – организовались в отдельный круг и назвали себя «Плеяда». Это течение осталось в истории античной литературы как образец высокой поэзии.
Прошли тысячелетия, история повторилась. В эпоху Ренессанса, в 1540 году, во Франции заявили о себе новые поэты «Плеяды». Это было время французского романтизма, а еще – повального увлечения античной поэтикой. Группа молодых поэтов во главе с Пьером де Ронсаром обнародовали поистине революционную программу развития национальной литературы. Примечательно, что их тоже было семеро, они назвали свое сообщество не иначе, как «Плеяда». Это была попытка возродить и дать новое дыхание родной литературе, и в то же время было неким пренебрежением к вековым традициям французской поэзии.
На чем же основывалась программа поэтов «Плеяды»? Она была изложена в трактате Жоашена дю Белле и являлась своего рода манифестом не по возрождению, а скорее по созданию новой литературы. Молодое поколение поэтов ратовало за то, чтобы привнести во французскую литературу традиции античного александрийского стиха. Подобное пожелание они объясняли тем, что именно эллинская, александрийская поэзия близка к совершенству – и по слогу, и по поэтике в целом. В откровенно слабом и спорном трактате делался едва уловимый реверанс в сторону родного языка: да, французский язык прекрасен, он имеет большие возможности, однако он не столь развит, как греческий или латынь, и потому его нужно развивать. А какой путь развития советовала избрать «Плеяда»? Это было не что иное, как подражание древним.
В поэтическое сообщество входили еще пятеро - Этьенн Жодель, Жан Антуан де Баиф, Реми Белло, Жан Дора, Понтюс де Тиар. Наследие «Плеяд», дошедшее до современности, более известно ставшей образцом истинного французского романтизма и лиризма поэзией Пьера де Ронсара, чем неудавшимися опытами младоэллинистов эпохи Возрождения. Уже в 70-е годы, на склоне лет он пишет настоящие шедевры, в частности, оставшиеся в истории французской литературы «Сонеты к Елене» - посвящение своей последней безнадежной любви. И в них нет ни следа подражательства, нет и любезного его сердцу александрийского стиха, а есть только живая, страдающая душа поэта.
В более поздние периоды в истории литературы не раз звучало применительно к поэзии слово «Плеяда». Это было уже, правда, сугубо определительным обозначением поэтов одного течения или одной эпохи. Так, в современном литературоведении часто употребляется термин «поэты Пушкинской плеяды», «плеяда поэтов серебряного» века». Но это уже, как писал Гёте, «новый век – иные птицы».